Абреки Шамиля [СИ] - Юрий Иванов-Милюхин

— Замри, — шепотом приказал Захарке Панкрат.

Но совет не помог, один из псов вдруг сорвался с места и бросился к валуну, Панкрат едва успел размотать башлык и скинуть длинный конец на траву. Когда овчарка домчалась до него, он резко дернул башлык на себя, пес как завороженный сунулся за ним. Молниеносный удар кинжала в холку оборвал жизнь волкодаву, а Панкрат уже снова занимал выжидательную позицию. Захарка взял винтовку в руки, направил дуло на абреков.

— Не спеши, у этих чабанов какое–то странное поведение, — опять шепотом посоветовал ему старший брат, пояснил. — Мало того, второй волкодав тоже почуял неладное, а эта псина уже умная.

— Ну и что? — не понял Захар.

— А то, без хозяина он теперь никуда не двинется, даже если тот начнет его заставлять, значит, придется ждать обоих. А если ты стрельнишь, собака бросится не к нам, а побежит в аул, тогда нам отсюда не уйти.

Наконец хозяин собак как бы обратился к не реагирующему ни на что вокруг чабану, сказав несколько слов, он направился к валунам. Скорее всего, это был или старший пастух, или обходчик постов. Панкрат как в первый раз бросил приманку на землю, показал напарнику глазами, чтобы тот приготовил волосяной аркан. Захар отставил ружье, взял в руки скрученный из конского волоса тонкий канат. И все повторилось по кругу. Вторая овчарка тоже рванулась за концом башлыка, а ее хозяин, заметив мелькнувший под камень белый хвост, вытащил саблю и на полусогнутых ногах сам просунул голову в подставленный средним братом аркан. Скорее всего он посчитал, что волокодав ринулся за лисицей и решил ее тут–же освежевать. Затянув петлю покрепче, Захарка сунул ему в рот пучок травы, затем отобрал оружие, другим концом связал абреку руки и в ожидании дальнейших действий посмотрел на Панкрата.

— Посторожи его, я сам к пастуху схожу, — ногами задвигая в расщелину собачьи трупы, хорунжий вытер лезвие пучком травы.

В руках у Захарки снова оказалась винтовка, он взвел курок, неспешно навел мушку на белую папаху чабана, тот продолжал сидеть в том положении, в каком обнаружили его братья. Взятый в плен чеченец затих под ногами на острых каменных осколках, он понимал, что жинь его зависит теперь от расположения духа станичников. Солнце закатывалось за серебряные вершины гор, отара овец медленно покидала объеденный участок луга, оставляя на коричневой почве черные катухи. Панкрат водяным полозом проскользнул до камня, приготовив свой аркан, он собрался уже накидывать его на голову странно застывшему в одной позе чабану, когда вдруг заметил вокруг его шеи рваную рану. В первый момент он не смог сообразить, что здесь произошло, потом увидел, что сгустки крови из надреза запеклись, они успели потемнеть. Значит, убийство произошло не сегодня, а по меньшей мере пару дней назад. Пастух опирался плечами на деревянные подпорки из карагачевых сучьев, руки доставали до земли, видно было, что перед этим его здорово мучали — лицо представляло из себя засохшую кровавую маску. Узнать, к какой нации или народности он принадлежал, не представлялось возможным, лишь за воротом бешмета на кожанном шнурке покачивался маленький железный крестик. Подхорунжий молча перекрестился, пригнувшись, побежал за укрытие, грубо рванув за шиворот взятого в плен разбойника, поволок его за собой, не замечая, что носом тот сшибает на пути все каменные выступы.

Дарган устроил за самым большим из валунов подобие наблюдательного пункта и теперь со вниманием следил за жизнью в крепости. Когда с добычей появились сыновья, он оставил укрытие, присел на плиту в центре временного бивуака.

— Тот чабан оказался с перерезанным горлом, — бросая на камни абрека, раздраженно вытер пот рукавом черкески Панкрат. — Он был христианином, на груди висел железный крестик.

— А это кто? — кивнул на связанного абрека сотник.

— Этот джигит был навроде смотрящего, он бродил с собаками от отары к отаре.

— Мертвых чабанов, что–ли, проверял?

— Не знаю, может тот пастух был приманкой, или его убили за веру и оставили в таком положении в пример другим.

Дарган задумчиво постучал концом ножен по камням, затем всмотрелся в брошенного перед ним на траву абрека.

— Знакомая морда, — вдруг встрепенулся он, казаки разом повернулись на его возглас. — Это чабан из правобережного аула напротив нашей станицы.

— А как он здесь оказался? — подался вперед дядька Савелий, наклонился над чеченом. — И правда Заурка, он приходил к нам торговаться за баранов–мериносов. Вот нехристь, на два фронта работал — и баранов своим перепродавал, и для русских полков был проводником в горах.

— То–то они из похода до сих пор не вернулись, — звякнул шашкой о валуны кто–то из казаков.

Связанный абрек забился в волосяных петлях, заросшее черной щетиной лицо его исказилось от страха и ненависти.

— Развяжите его, теперь он никуда от нас не уйдет, — приказал сотник. — За этим разбойником тоже должок числится, он извернулся из нашего табуна увести пяток породистых дончаков.

— Это не я, Дарган, русские полки ушли на Эрзерум и Трапезунд, проводниками у них были сваны, они пришли к нам через перевал, — избавился наконец от пучка травы во рту чечен. — И лошадей твоих я не уводил, это дело немирных из аула Ца Ножай за поворотом Терека, твоих дончаков они угнали к себе.

— А ты, мирный, навел их на мой табун, — веско сказал Дарган, недобро прищурился. — Должок платежом красен, Заурка, если не станешь сейчас говорить, пойдешь к праотцам чакан для крыш заготавливать.

— Что ты хочешь узнать, Дарган? Я все скажу.

— Ты видел среди пленных моего сына Петрашку?

— Я твоего сына не видел, говорили, что, как и другой твой сын, он учится у неверных в Москве.

— Разве Муса не делился с вами информацией? — недоверчиво покосился на бандита сотник. — Ваш главарь взял его в плен и угнал сюда.

— Муса тут никто, его могут убить за малейшую провинность, как любого из нас.

— Хорошо, а где держат заложников?

— В подвале дальней башни, отсюда с левой стороны, но иногда им позволяют пасти овец.

— Тем, кто принял вашу веру, — добавил молчавший до сего времени Панкрат. — А если даже и стал мусульманином, но спрятал на шее крестик, тому все равно перерезают горло, в назидание остальным.

— Случается и так, — угнул подбородок чеченец, понимая, что здесь отпираться бесполезно.

— Кто в крепости главный и сколько в ней насчитывается гарнизона? — сдерживая бешенство, продолжил допрос Дарган.

— Про главного ты уже знаешь, это наш третий имам Чечни и Дагестана Шамиль, — поспешно проглотил обильную слюну абрек. — А воинов никто не считал, они собираются со всего Большого и Малого Кавказа, и даже с равнин, потому что имам объявил русским газават.